БЕЗЫМЕНСКИЙ Александр Ильич (род. в 1898 году).

Имя: Владимир

Город: Москва

Комментарий:
Документ из прошлого:
Открытое письмо
Московскому Художественному Академическому театру
(МХАТ I)

Мы знаем вас давно, Московский Художественный театр. Вы для нас не первый встречный. Мы ценим ваше мастерство. Мы уважаем вашу работу. Мы следим за вашими исканиями.
Однако, цель и смысл данного письма ― не мелкие театральные дела и даже не споры о путях современного театра или театра вообще. Центр тяжести его ― в том тяжком, беспримерном оскорблении, которое нанесли вы мне лично и тысячам таких, как я.
Вы, конечно, догадываетесь, что речь идёт о постановке в вашем театре пьесы «Дни Турбиных».
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Был в 1918 году человек, по имени Бенедикт Ильич Безыменский. Безыменский ― потому, что это был мой брат, а был ― потому, что его теперь нет. Он убит. Нет, сказать «убит» это неточно. Он растерзан, замучен, изничтожен... после дьявольских пыток. Это было в Лукьяновской тюрьме, в Киеве, в 1918 году, при владычестве гетмана Скоропадского, немцев и... Алексеев Турбиных.
Я не видел уважения к памяти моего брата в пьесе, которую вы играете. Я не видел уважения к памяти тысяч коммунистов, растерзанных благородными Турбиными. Я что-то не расслышал, как издевались Турбины над «солдатьём», по слепоте своей защищавшим их. Не думаю, чтобы вы усомнились в том, что они это делали.
Я видел только воспевание моего классового врага искажением исторической, а, следовательно, и художественной правды.
Старательно подчёркиваю. Я ничего не говорю против автора пьесы, Булгакова, который чем был, тем и останется: новобуржуазным отродьем, брызжущим отравленной, но бессильной слюной на рабочий класс и его коммунистические идеалы. Но вы, Художественный театр, вы ― другое дело.
Не думайте, что я отрицаю существование благородных субъективно людей, которые боролись за «единую, неделимую» или царскую или лжедемократическую, но махрово-капиталистическую Россию против рабочих, против их исторических могильщиков. Их убеждения ― их классовая правда.
Но этих людей, благородных и негодяев, мы... расстреливали. Мы расстреливали их и на фронтах и здесь могучей рукой, именуемой ВЧК и руководимой нашим замечательным Феликсом. Мы расстреливали их, борясь за Советскую, Социалистическую Россию, за рабочих, за трудящихся и за ваше, Московский Художественный театр, право давать не кучке, а всем драгоценные слитки культуры. В этом ― наша классовая правда.
Задумались ли вы над тем, что лицо одной из этих классовых правд должно глядеть со сцены вашего театра тоже?.. От этого вопроса вам не отмахнуться.
Классовая правда Турбиных передана вами в пьесе. При помощи автора вы, Художественный театр, сделали всё, чтобы её показать, и всё, чтобы замазать мою классовую правду. Не буду уж говорить о том, что пропорция благородных и негодяев в белогвардейской армии была на деле совершенно не такая, как в пьесе, что миллионной доли отвратительных дел, творившихся и «благородными» тоже, не показано в пьесе; что ни солдаты, ни коммунисты не показаны в пьесе...
Пусть с оговорочками, смазываниями и экивоками, но вы, Московский Художественный театр, волей или неволей говорили от лица враждебной мне классовой правды.
Глядя на вашу игру, на вашу постановку, я опрашивал себя: неужели она близка вам?
Я сидел в театре, ценимом мною. Я сидел в театре, играющем в моей Советской стране, честь и достоинство которой мне дороги. Но я, по чести, боялся, чтобы кто-нибудь из бывших фронтовиков или подпольщиков, или просто людей, пострадавших от благородства Турбиных, не устроил бешеной обструкции вам, Художественному театру. Боялся потому, что я... не ручался за себя.
О, поверьте! Не из-за того, что пьеса так уж хороша. О, нет! Пьеса-то плохая, как пьеса, ― с тысячью всяческих изъянов в целом и частностях!
Не ручался я за себя потому, что вы, Художественный театр, извращением исторической, художественной и человеческой истины от лица классовой правды Турбиных дали пощёчину памяти моего брата, памяти тысяч наших растерзанных братьев и мне, поэту и рядовому большевику.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Мы ценим ваше мастерство. Мы уважаем вашу работу. Мы следим за вашими исканиями. Я тоже ценю, уважаю, слежу, ибо вы мне и моему классу принесли многое и, уверен, дадите многое.
Но за эту пьесу я вынужден от лица брата и моего возвратить вам словесную пощёчину, полученную нами.
Я тоже от этого страдаю, ибо вы, Московский Художественный театр, большой слиток большой культуры, которая в большей своей части вливается в культуру моего класса.
Но надо же вам понять, что я не могу поступить иначе.
Надо же вам понять, что ваша задача теперь работать в направлении коммунистически-классовой, а, следовательно, и общечеловеческой, правды.
Александр Безыменский

Безыменский, Александр.
Открытое письмо Московскому Художеств. Акад. театру (МХАТ I).
Комсомольская правда, Москва, 1926, 14 окт., № 237, стр. 4.
(по материалам информационного центра "Булгаковское собрание")